Еврейская мама: пусть никто и никогда не скажет моим детям «жидовская морда»

Этот рассказ-исповедь прислан женщиной, усыновившей украинского мальчика и грузинскую девочку.

Я, Рива, и мои дети – недавно приехали из Украины в Израиль. У своих знакомых я услышала песню Гиля Кремера на моём любимом мамэ-лошн. «Мамэ, hэйлике майн» – называется эта песня. Она мне очень понравилась и почему-то вызвала у меня желание рассказать о своей жизни.

Жизнь меня не обидела. Судьба мне многое дала. Была молодость, было здоровье и был хороший муж, пусть ему земля будет пухом.
Одного только не было у меня, счастья я не знала: не дал мне бог детей, так получилось. Тогда я сказала себе: Рива, ты хочешь детей? В чём проблема? Пойди в детский дом, возьми себе ребёнка! Ты сделаешь счастливыми сразу двух: себя и его! Сказано-сделано, я вообще не люблю долго размусоливать, меня ещё в молодости звали Ривка – огонь. Словом я собралась и пошла в детский дом. Так вот, если Вы никогда не были в детском доме, Вы не знаете, что такое настоящее несчастье. Потому что, когда ты видишь эти глаза, ты невольно начинаешь плакать. Каждый ребёнок смотрит на тебя и думает: вот Она, наконец, пришла Моя Мама и сейчас она заберёт меня домой…Короче, я сказала себе: «Рива, у тебя хорошая 2-х комнатная квартира, пару копеек ты себе на старость отложила, так возьми уже 2-х детей. Где один, там и два, и вместе вам будет веселей. Я вам скажу честно: мне было всё равно, какой они национальности, только, между нами говоря, как еврейка я подумала: если я уже беру двух детей, так пусть, хотя бы один из них будет еврейским.

Я не знаю почему, но так захотелось. Но вы знаете что выяснилось? В этом доме не было еврейских детей…Вообще ни одного. Оказывается, евреи не бросают своих детей. Позднее я поняла почему: евреи – они же не дураки, и точно знают, что с этого ребёнка обязательно получится или крупный учёный или знаменитый скрипач. Кто же будет бросать такое богатство? Только мэшигене менчн…. Словом, сколько мне пришлось собирать столько справок, это отдельный разговор. Какая у меня жилплощадь, какое у меня материальное положение, не состою ли я на учёте в психдиспансере…Короче собралось этих бумаг на полное собрание сочинений Льва Толстого. Но я собрала все бумаги. Ведь если я что-то решила они могут 10 раз перевернуться, будет по-моему. Вы мне извините – я отвлеклась…

Так вот. Я себе выбрала двоих: мальчика и девочку. Я всю жизнь мечтала иметь мальчика и девочку. Девочка – это- нежность, это-ласка, это помощница в доме. Мальчик-это надежда, это-гордость, это защитник в семье. Моему мальчику было ровно восемь. Зовут его Панас. Он украинец. Девочка на 2 года моложе. Зовут её Тамара. Она грузинка.

Тамара и Панас Финкельштейн. По – моему, звучит. Вот так мы и зажили втроём, пусть не богато, но красиво. Я конечно не миллионерша: не могу им подарить по мерседесу, но всё что у нас есть, мы делим на троих. Я никогда не думала, что я такая хорошая мать, даже слишком хорошая, потому что на своего ребёнка можно и прикрикнуть и дать ему по попе, но когда ты знаешь что этот ребёнок не совсем твой, плюс к этому, он уже видел в жизни столько несчастья, то просто рука не подымается….Да.. я университетов, конечно, не кончала, но вроде про эту жизнь кое-что понимаю. Я своим детям плохого не посоветую. Я вам скажу больше: ко мне весь дом ходит советоваться.
Мне даже соседка говорит: « Ну, Рива Мойсеевна, у вас не голова, а «Совет Министров», и а я ей отвечаю: «Смотря чей Совет Министров. Если наш, – нечем гордиться». Но извините меня, я снова отвлеклась.

Люди часто спорят: что такое счастье. Но только теперь я поняла. Я это поняла, когда Панас впервые назвал меня «мамой». Я проплакала всю ночь. Казалось, что тут такого, такое обыкновенное слово, но выяснилось, что именно этого слова я ждала всю свою жизнь. Словом, я была уверена, что с моими детьми я не буду знать горя. Я не предполагала, что люди бывают такие злые. К моей девочке ходила подружка Марианна, из соседнего подъезда. Они прекрасно играли, наряжали куклы, шушукались и вдруг я вижу, она к нам не ходит день, второй, третий. Спрашиваю: «Тамара, где Марианна?» и она с глазами полными слёз, мне говорит: « Ей папа не разрешает со мной играть ». Я иду в соседний подъезд, нахожу этого папу. Вы бы его видели: маленький, плешивый, нос пуговкой, плюнуть некуда. Я держусь и говорю: что случилось? А он мне так небрежно: «я просто не хочу чтоб моя дочь дружила с еврейкой». « Во первых, Иван Петрович, да будет вам известно – Тамара не еврейка». Он мне: «А кто она? Посмотрите на её нос, за километр видно». Я ему говорю: «Причём тут нос? -у нас по носу ещё не определяют национальность. У вас вообще нету носа, так я же не говорю ,что вы русский. Может вы просто сифилитик?» Словом, я ему сказала всё что думала и про него, и про жену, и про всех его родственников до седьмого колена. Вообще, когда я открываю рот, его не может закрыть даже милиция… Я хорошо разрядилась, а потом всю ночь пила валидол и думала: Рива, ну и чего ты добилась? Ты сказала мерзавцу что он мерзавец, а как ты обьяснишь своей девочке, что в дружбе главное не душа, не сердце, а величина носа?…

Только Тамара успокоилась, как тут новое несчастье с Панасом. То есть, все началось очень хорошо. У него обнаружили дивный голос, чистый, красивый, как у ангела. Не знаю от кого, но точно не от меня. В общем, хоровой ансамбль, где он пел, выдвинул его на международный конкурс.
Я его красиво нарядила, причесала – просто игрушка и, как говорится, «в добрый час»!….К вечеру он возвращается темнее тучи и говорит: « Я больше туда никогда не пойду» – что случилось? в чём дело? Он не отвечает. Молчит как камень. Всю ночь мы не спали. Он вздыхает, я вздыхаю, а утром я не выдержала, поехала в это жюри, нашла этого председателя и сказала: «Здравствуйте, я мама Панаса Финкельштейна.
Я прошу вас, объясните, что случилось?» …Я смотрю, он жмётся, жмётся и потом выдавливает из себя: « Ваш сын выбрал не тот репертуар» Он… вы понимаете, он приготовил песню « А идише маме » – «Что вы говорите, я даже не знала! А что, это плохая песня?» – «Не в этом дело. Вы понимаете: он представляет Украину. В этом случае песня на еврейском звучит довольно странно. «Скажите, а если бы он пел про украинскую маму?» – «Ну это было бы лучше». «Значит про ту маму, которая его бросила
он петь может, а про ту, которая в нём души не чает, петь нехорошо».
«Не в этом дело, вы меня поймите?»…И тут я ему высказала: « Я вас понимаю так, как вы сами себя не понимаете, поэтому лучше вы сами пойте. У вас есть репертуар на этот случай: «Русский с китайцем братья во век».

Вот я всё это вам пишу, а сама думаю, что мне делать? Мне очень жалко своих детей. Ну ладно, мы евреи и за это всю жизнь страдаем, хоть я тоже не понимаю за что, но ведь они даже не евреи. За что они, как говорится, должны кушать этот компот? Всё чаще и чаще я думаю о том, правильно ли я поступила, что увезла их в Израиль. Я не уверена в том, что они меня однажды не спросят: «Тётя Рива ! Зачем вы нас сюда привезли, когда мы вовсе не евреи?… Хуже того, они могут сказать: «Мама, что ты наделала? Мы могли спокойно жить в своей стране»….

Просто голова раскалывается: может я не имела права брать сюда этих детей ? На что я рассчитывала? Я ведь не первый день живу на белом свете. Но уж как говорится: что сделано, то сделано, Я сама себе выбрала эту должность еврейской мамы. Я поняла, что еврейская мама это гораздо больше, чем Герой Советского Союза, потому, что героем надо стать один раз, а еврейской мамой, всю жизнь. Каждый день я молюсь Богу за своих детей. Я знаю, что такой молитвы нет, но я уверена, что он меня услышит и поймёт… «Господи, сделай так, чтоб мои дети не знали горя! Я старая. Я уже не доживу. Но пусть они, когда вырастут, даже через переводчика не смогут понять что такое армяшка, хохол или кацап. И пусть никогда и никто им не скажет «жидовская морда».
Рива, г. Натания