Уехали на ПМЖ, оставив часть себя на Украине

Когда я получила этот рассказ с просьбой опубликовать его в “Киеве еврейском”, я задумалась. Нужно ли это делать? Тем более в канун новогодних праздников. Но после прочтения на меня нахлынули мои личные воспоминания. И я поняла, что это знакомо многим и болит многим где-то далеко, в глубинах наших душ. Душ тех, кто уехал, и тех, кто остался.
Я помню, что когда в детстве за большим семейным столом заходил вопрос о репатриации, у меня сжималась сердце. И больше не хотелось есть никакую вкуснятину, любовно приготовленную бабушкой. Часть нашей семьи была готова ехать, а часть нет. А я не могла себе представить, что же тогда произойдет. Часть родных и дорогих мне людей будет со мной, а других я потеряю навсегда. Ведь тогда, это было именно навсегда. СССР был за железным занавесом, за границу не ездили и даже письма получали очень редко. Не было телефонных переговоров и интернета. Разговоры об отъезде возникали часто на протяжении длительного времени, но в результате, из близкого круга нашей семьи так никто и не уехал. А когда мне было девятнадцать, уезжала в Израиль бабушкина сестра со своей семьей. Я тогда была одна дома. Родители уехали. И ко мне пришел осунувшийся, дрожащий, с невероятным ужасом в глазах мой дядя. И попросил спрятать его. Так как у него завтра самолет на ПМЖ. Мы долго сидели, разговаривали, он плакал. Я понимала, что особо помочь ему ничем не могу, и он все равно завтра должен лететь со своей семьей. Дядя, кстати, уже двадцать лет живет в Израиле, раз в год приезжает в Украину на могилы родных. Мы регулярно встречаемся. Но тот момент расставания я запомнила навсегда.
Теперь, собственно рассказ, присланный Юрием – Гиль Кремером «Прощание с бабушкой».

Прощание с бабушкой

Мне уже 77лет, и я давно дедушка 3-х прекрасных внучек. А недавно стал прадедушкой . Старшая внучка родила нам близнецов –двух девушек.
Несмотря на мой « древний » статус, мне до сих пор вспоминается с пронзительной ясностью эпизод 37- летней давности.

Недавно, когда я сочинял ностальгическую песню на идише « Их геденк майн бобен » ( я помню бабушку свою ), на меня вдруг нахлынули воспоминания с тончайшими подробностями. Надеюсь, что Ваши читатели, дорогая Элеонора, с интересом прослушают мой рассказ « Прощание с бабушкой ».

В этот день я, перед отъездом в Израиль, должен был пойти в больницу, чтоб попрощаться со своей любимой бабушкой. И хоть мне было тогда уже 40 лет, мне с трудом представлялось, как это я зайду в больничную палату, к своей « бабуле » и скажу ей «Прощай ». Я так любил свою бабушку Тони, ведь я вырос у неё на руках, на её рассказах и песнях. Я был воспитан ею с момента, как увидел свет Божий…. А теперь я направляюсь к ней, чтоб увидеть её в последний раз. Увидеть её разговаривающую, видящую, слышащую, двигающуюся, дышащую и знать, что это уже навсегда… Я не мог согласиться с мыслью, что вот скоро я выйду из больницы и больше никогда не увижу её – мою любимую бабулю. Как вот так просто сказать ей « Будь здорова!» и оставить её здесь, в больнице, откуда ей, вероятно уже не выбраться?… И что вообще, говорят при такой разлуке: « До свидания », «Созвонимся», « Береги себя » … Что говорят человеку, которого ты так любишь, при разлуке с ним, когда и ты, и он знают, что больше никогда не увидятся ?…

Она никогда не беспокоила меня никакими просьбами, старалась не утруждать меня ни в чём, даже когда я этого хотел. « Не трать на меня своё молодое и дорогое время », – говаривала она.

И вот я сейчас приду, застану её, любимую, умницу мою, милую бабушку, на больничной койке. Она станет говорить мне странные небылицы ( у неё начиналась первая стадия деменции – старческого слабоумия) . И станет, как всегда, повторять вопрос: « Ну, что, внучок, сейчас пойдём домой? И я также как всегда, вынужден буду ответить: «Нет, бабуля, ты сейчас находишься в больнице на лечении». Она поймёт, согласно качнёт головой, но через несколько мгновений повторит вопрос…
Так и произошло…
Она сидела на краю больничной кровати, сосем не сгорбленная, смотрела на меня умными глазами, которые ещё не потеряли былого блеска. Единственным облегчением было то, что в её состоянии она не осознавала, что я уезжаю навсегда. Но больше ничего не облегчало момент нашей разлуки .
Я посидел с ней полчаса, пора было прощаться. Я подошёл к ней и сказал: «Бабуля!..Я пойду ?»

Я не знал сказать ли ей о моём отъезде. Несмотря на всю трагичность ситуации, мне хотелось, чтобы она знала, что мы видимся в последний раз. Приблизившись к ней, чтобы её поцеловать, я внезапно услышал её ясный голос: « Так когда ты едешь Юрочка ?»… Я обомлел. Как это возможно, что она помнит? Я проглотил ком в горле и выдавил из себя: « Завтра , бабуля…» и услышал её шёпот: « Пусть тебя охраняют все добрые ангелы мира!» Тут я перестал владеть собой, мне больно было смотреть на неё и тем боле говорить что-то. Поцеловав её, я резко вышёл из палаты, уткнувшись взором в пол. Из больницы я выбежал пулей, добрался до укромного места и там дал волю рыданиям.

У читателей может возникнуть вполне оправданный вопрос: «Что же ты – любимый внук, укатил в Израиль, а любимую бабушку оставил в больнице?»
Попробую ответить. Во-первых, бабушка оставалась там с двумя дочками и тремя внуками и во-вторых… Впрочем, не вдаваясь в подробности семейных обстоятельств, я в своём рассказе просто попытался поведать о своих чувствах, которые тогда, при разлуке, овладели мной.